Так бывает: во мне полно неземной любви,
и за стенкой кто-то поёт, а за окнами — пьёт.
Я встаю, и тогда сетевой мне сияет фильтр
красной кнопкой — я снова забыл нажать на неё.
Хорошо бы нажать и улечься, но только фиг.
Много чести — писать о бессоннице. Чем не стыд
истязать бумагу от жалких проблем со сном?
Я сижу по-турецки, и за окном кусты
обретают душу, когда я гляжу в окно.
(по утрам это всё вспоминается, как в кино,
и смывается шумом хлорированной воды)
Много чести также — писать обо всём вообще,
хоть написанным быть — не такая большая честь.
(по утрам я смешно зарываюсь в своём плаще)
Много чести — писать о привычном порядке вещей,
неизменном и необходимом, как пить и есть.
Что ни тронь, ни задень — знакомый слышится звон,
Много чести рассвету, он уже был вчера.
Потому-то я давно не пишу ничего.
(а рассвет слегка утешает меня по утрам,
когда я бреду, тяжело отгоняя сон)
Размышлять о привычных вещах — много чести им,
а меж тем выметать этот глупый мысленный сор —
будто гладкую маску надевать на лицо —
непонятно, зачем вообще тогда быть живым.
Оттого об обычном и хочется говорить.
Только что сказать, кроме столь же привычных фраз?
Сколько раз говорили уже, что рассвет прекра-
сен? А он всё прекрасен, что хоть умри.
И ещё от него не хочется умирать.