Насте
Приходи, обнимайся со всеми (сперва со мной). Мы здесь все неслучайные. Мы оказались здесь в тот же час, как устали разговаривать как в кино, плыть по теченью и ненавидеть людей, все мы знаем невообразимейшие легенды, мы стесняемся принципов и избегаем встречать соседей. Твоя мама презрительно всех нас зовёт богемой, добавляя тебе: «Значит, ты ко мне не приедешь».
И ничто у нас не рождает такого смеха, как всё то, что мы написали и сделали сами.
Кто-то нам заявляет: мол, как мы могли уехать, он хотел нас нарисовать, когда сдаст экзамен.
И в особенности смешно, что и нам неясно, что кому мы должны, а что не должны, но можем. Мы читаем стихи во время совместных пьянок, а в постели уже говорим о теории множеств, мы боимся найти ошибочное решение или не научиться правильно слышать звуки. Мы мечтаем о свободе и путешествиях; я горжусь тобой, когда ты уходишь из вуза, я боюсь, подготовка к экзаменам выйдет боком, что тогда случится, даже представить трудно: ну а вдруг это настоящая наша работа — рисовать, бормотать стихи и любить друг друга?
Спим в обнимку, вповалку, чтоб места хватило всем; просыпаемся, вдохновляясь ночными страхами. Мы выходим в город, попадая в самое сердце городское сразу, линованное, как тетрадка; мы выходим прямо в застрявший в сердце осколок, мы вдыхаем стеклянную крошку, царапая лёгкие.
Каждый раз мы выходим из дома, как будто в космос, и давно не знаем, где работа, а где влюблённость.
Приходи, обнимайся со всеми (сперва со мной). Мы здесь все неслучайные. Мы оказались здесь в тот же час, как устали разговаривать как в кино, плыть по теченью и ненавидеть людей, все мы знаем невообразимейшие легенды, мы стесняемся принципов и избегаем встречать соседей. Твоя мама презрительно всех нас зовёт богемой, добавляя тебе: «Значит, ты ко мне не приедешь».
И ничто у нас не рождает такого смеха, как всё то, что мы написали и сделали сами.
Кто-то нам заявляет: мол, как мы могли уехать, он хотел нас нарисовать, когда сдаст экзамен.
И в особенности смешно, что и нам неясно, что кому мы должны, а что не должны, но можем. Мы читаем стихи во время совместных пьянок, а в постели уже говорим о теории множеств, мы боимся найти ошибочное решение или не научиться правильно слышать звуки. Мы мечтаем о свободе и путешествиях; я горжусь тобой, когда ты уходишь из вуза, я боюсь, подготовка к экзаменам выйдет боком, что тогда случится, даже представить трудно: ну а вдруг это настоящая наша работа — рисовать, бормотать стихи и любить друг друга?
Спим в обнимку, вповалку, чтоб места хватило всем; просыпаемся, вдохновляясь ночными страхами. Мы выходим в город, попадая в самое сердце городское сразу, линованное, как тетрадка; мы выходим прямо в застрявший в сердце осколок, мы вдыхаем стеклянную крошку, царапая лёгкие.
Каждый раз мы выходим из дома, как будто в космос, и давно не знаем, где работа, а где влюблённость.