ну хорошо, как насчёт моего самого непопулярного стихотворения, которое мне нравится. с места, что называется, в карьер
(Это была бы пошловатая фолковая песня, но некому написать для неё пошловатую фолковую мелодию.)
Спрячьте сухие взгляды, я сам не верю,
две её кисти её можно накрыть ладонью.
Анна-Ханна, пожалуйте в эти двери,
будьте, прошу, как дома.
А вы могли сказать это десять лет назад,
когда вы меня покупали с таким трудом,
а теперь вы не можете этого сказать,
потому что это не ваш дом.
Анна-Ханна улыбается легко и скупо,
будто случайному прохожему;
Анна умирает и в последние свои секунды
не удивляется ничему.
Анна-Жанна, даже в самой скандальной опере
так никто и не явился на ваш спектакль.
Разве это не печально, что вашего пера
так и не хватило, чтобы до меня достать?
А вы могли сказать это девять лет назад,
чтобы отчитаться как следует на таможне;
но я же видела страх в ваших стальных глазах,
когда вы смотрели из самой роскошной ложи.
Девять бессонных лет я прожила в аду,
наблюдая за песочными часами,
а это вы травили мою еду,
но наконец устали и повязали.
Анна-Янна, наши чувства сильней, чем дружба,
и никто никогда о них не узнает,
но мы-то с вами знаем, что всё оружие
в этом городе было сделано нами.
А вы могли сказать мне это год назад,
я уже тогда это замечала,
уже тогда прочитала в чужих глазах:
они предпочли бы с вашими не встречаться.
Что же тогда вас спасёт, кроме злых коней,
кроме бесконечного выдоха вместо речи,
от огромного тумана седых сомнений,
движущихся вам навстречу?
Дело простое — смеяться над недотрогами:
руки мои и изнеженны и белы,
но каждый, кого вы встретите горной дорогой,
либо умрёт, либо сбросит вас со скалы.
Анна-Янна ждала сегодняшний день,
и более не намерена быть обузой:
я ухожу — не будь я слепой Медузой,
если останусь здесь.
Вы предпочли спуститься и наблюдать —
это дело хорошее, я люблю.
Окна здесь зарешечены, это да,
но наверху в куполе есть люк.
Анна орёт во всю глотку: посторонись,
здесь и немедля Медуза взмывает в небо!
Ханна, Жанна и Янна сигают вниз,
чтобы растечься белесой зарёй сомнений.
9 декабря 2018
(Это была бы пошловатая фолковая песня, но некому написать для неё пошловатую фолковую мелодию.)
Спрячьте сухие взгляды, я сам не верю,
две её кисти её можно накрыть ладонью.
Анна-Ханна, пожалуйте в эти двери,
будьте, прошу, как дома.
А вы могли сказать это десять лет назад,
когда вы меня покупали с таким трудом,
а теперь вы не можете этого сказать,
потому что это не ваш дом.
Анна-Ханна улыбается легко и скупо,
будто случайному прохожему;
Анна умирает и в последние свои секунды
не удивляется ничему.
Анна-Жанна, даже в самой скандальной опере
так никто и не явился на ваш спектакль.
Разве это не печально, что вашего пера
так и не хватило, чтобы до меня достать?
А вы могли сказать это девять лет назад,
чтобы отчитаться как следует на таможне;
но я же видела страх в ваших стальных глазах,
когда вы смотрели из самой роскошной ложи.
Девять бессонных лет я прожила в аду,
наблюдая за песочными часами,
а это вы травили мою еду,
но наконец устали и повязали.
Анна-Янна, наши чувства сильней, чем дружба,
и никто никогда о них не узнает,
но мы-то с вами знаем, что всё оружие
в этом городе было сделано нами.
А вы могли сказать мне это год назад,
я уже тогда это замечала,
уже тогда прочитала в чужих глазах:
они предпочли бы с вашими не встречаться.
Что же тогда вас спасёт, кроме злых коней,
кроме бесконечного выдоха вместо речи,
от огромного тумана седых сомнений,
движущихся вам навстречу?
Дело простое — смеяться над недотрогами:
руки мои и изнеженны и белы,
но каждый, кого вы встретите горной дорогой,
либо умрёт, либо сбросит вас со скалы.
Анна-Янна ждала сегодняшний день,
и более не намерена быть обузой:
я ухожу — не будь я слепой Медузой,
если останусь здесь.
Вы предпочли спуститься и наблюдать —
это дело хорошее, я люблю.
Окна здесь зарешечены, это да,
но наверху в куполе есть люк.
Анна орёт во всю глотку: посторонись,
здесь и немедля Медуза взмывает в небо!
Ханна, Жанна и Янна сигают вниз,
чтобы растечься белесой зарёй сомнений.
9 декабря 2018